- Нет смысла жить...
- Ну это-то и так понятно. Потому надо дожидаться смерти наиболее интересным путём.

---

- Ммм.... а как же кофе в постель?
- Ты что, это тебе в другую сказку.

---

Если женщину одновременно не устраивают погода, состояние экономики и ваш галстук, значит она хочет, чтобы вы ее обняли. Как минимум.

---

Я заметил, что Вы меня заметили и хочу заметить, что Вас я заметил тоже.

---

- Дорогой, теперь, как порядочный мужчина, ты просто обязан на мне жениться!!!
- Но между нами ведь еще ничего не было!!!
- Да, но ты уже видел меня без макияжа!!!

---

---

Счастье это когда не надо врать, что тебе хорошо.

---

Самый крутой телефон тот, на который хоть иногда звонят с вопросом "как дела?"

---

Я настолько некоммуникабельный, что начиная разговор, уже представляю, как буду избавляться от трупа.

---

- А чем вы проверяете свои огромные заявки? Те которые на 800+ позиций.
- Для проверки у нас всегда под рукой Эксель и фломастер!

---

- Молодой человек, можно с вами познакомиться?
- Нет. У меня сессия на носу, курсач не дописан и двум моим одногруппникам уже пришла повестка из военкомата.

---

xxx: а какого числа ты осчастливил это мир?
yyy: не знаю, я еще не умер

---

"Математики думают что Бог в уравнениях, Нейрологи уверены что Бог в мозге, а Программисты уверены что Бог один из них."

---

---

Игра

---

Рассыпалась соль - к ссоре.
Рассыпался сахар - к миру.
Рассыпался кокаин - к феерическим ощущениям и фантасмагорическим видениям.
Упала вилка - кто-то придет.
Упала ложка - у кого-то руки из жопы растут.
Упал хуй - всё, никто никуда не спешит.
Упало мыло - ждите неожиданностей.
Ласточки низко летают - будет дождь.
Коровы низко летают - рассыпался кокаин.
Треснуло зеркало - к беде.
Треснула резинка от трусов - к большому стыду, ну, или к маленькому.
Треснул презерватив - лучше бы треснуло зеркало.
Чешется нос - к пьянке.
Чешется в паху - к врачу.
Чешется жопа - к приключениям...

---

Н. Крайнер. Антология чужих судеб.

Ну что ты на меня смотришь так? Что мне еще сделать, чтобы увидеть таки тебя счастливой? Я уже все перепробовал. Теперь я умею ходить на голове, засовывать голову в пасть тигру, гулять по канату, даже не вспоминая о том, сколько метров пустоты подо мной. А ты продолжаешь пить и говорить, что я глупый. Может быть, я и глупый. Но тогда скажи, нормально скажи, не начинай жалеть себя.

Я ведь правда много что умею. Ловить тени людей, останавливать снег прямо в воздухе, его потом можно собирать в корзинку и варить варенье, умею делать кофе, который не пристает к стенкам чашки, висит внутри большой каплей. А тебе плевать. Я уже себя перерос, я уже богом себе кажусь время от времени. Я умею нравиться людям и животным. Хочешь, я тебе зебру из зоопарка приведу? Или, может, тебе любовника нового найти, ты только скажи, я сразу. Я только никак не могу научиться читать твои мысли. Может это потому, что их нет, а? Сейчас ты снова будешь обижаться. Ты лучше за окно посмотри, там ночь. Там фонари светят, желтые и синие, окна горят, люди за ними суетятся. Хочешь, я покажу тебе каждую квартиру вон в том доме напротив? Ты будешь смотреть, а я буду их показывать. Как слайды. А хочешь, сейчас настанет лето? Прямо здесь и сейчас. А я куплю тебе эскимо. То самое, за 20 копеек, вкусное. Не то, что сейчас. Или, может быть, ты на море хочешь? Там ветер и волны. Рыбки глупые около берега плавают. Вода чистая- чистая... Нет? Опять нет? Я же пока с тобой живу, всему научился, я сам научился быть счастливым, раньше не умел. Теперь мне для этого достаточно выглянуть в окно и закурить любимый "Житан". Нет, ну что ты опять отворачиваешься к стенке? Посмотри на меня, посмотри и скажи, что тебе нужно, чтобы стать счастливой. Я все сделаю, ты только скажи. Дура, дура, я же люблю тебя, а значит, сделаю все. Сделаю...и когда наконец увижу, что ты счастлива, уйду, тихонько закрыв за собой дверь, ведь того, чему я научился, вполне хватит для того чтобы жить. И жить хорошо. Ну чего ты опять плачешь? Что говоришь? От счастья?!


***

Хорошо бывает порыться иногда по карманам, найти с десяток маленьких черных точек. Они круглые и матовые, почти не отражают свет. Потом их можно немного погреть в ладони и начать расставлять над большими гипотетическими i. i трехмерные и висят перед лицом, куда не повернись. Как только над i появляется точка, вся конструкция начинает светиться оранжевым светом и пропадает. Навсегда.

Полезное это дело, расставление точек. Когда наконец исчезнет последняя большая святящаяся буква, из жизни самоликвидируется все, что не может быть достигнуто, не умеет быть получено и даже при всем желании не будет наработано. А стало быть освободится место для всего, что умеется, любится, получается. Я пока еще не знаю, как это выглядит. Я все перекатываю в ладони точки, мне почему-то жалко с ними расставаться. Может, потому, что с детства люблю всякие стеклянные шарики, а черные и матовые не попадались никогда. Это первый раз.

А буквы все висят перед лицом, жужжат, как неисправный кулер. На несколько самых больших пришлось пожертвовать несколько шариков, но остальные пока тут. Впрочем, и того, что есть, хватает. Я не умею рисовать и танцевать, не пользуюсь популярностью у лиц против-опо-ложного пола, не могу сочинять брутальных текстов, впадаю в ступор перед лицом семейной жизни, боюсь маленьких детей. Но это все уже забыто и исчезло, а когда я налюбуюсь на черные маленькие шарики, исчезнет и все остальное, то, о котором можно погрустить в пьяном угаре, то, что можно поставить в вину многочисленным знакомым и малочисленным друзьям. Я стану легче воздуха и просто поднимусь куда-то в верхние слои атмосферы, чтобы посмотреть сверху на мир, в котором кто-то все еще рисует и танцует, страдает от толп назойливых поклонников, стоит перед венцом и радуется первым шагам из него произросшего существа.

Одну только точку все же оставлю себе, пожалуй. На память о детстве и просто так, на удачу.

***

... а все потому, что он съедал пенку с капучино. Да, да, прямо так, ложкой брал и съедал, а я зубами скрипела. Нельзя с ней так, она же только для того и есть, чтобы капучино капучиной был. А иначе это просто эспрессо мутный. Я ему говорила даже пару раз, что так нельзя. Не слушал. Брал чайную ложку и начинал смаковать. А все для того, чтобы не выглядеть глупо, когда у него под носом усы из молочной пенки с корицей появятся. Разве это можно вообще терпеть, особенно мне? Вот и я говорю...

Надо было бы надеть на него резиновые сапоги и отправить на рыбалку, с друзьями, а не кофейням с ним ходить. Ему с друзьями на рыбалку, мне сюда. И сидеть с этими дурацкими усами из сбитого молока и корицы, и улыбаться счастливо. А там глядишь все само собой бы решилось. И у него там, на рыбалке, и у меня - тут.

А мне все казалось, что слово "вместе" так много решает. Что можно преодолеть, передать, убедить. Что одно это "вместе" так к многому обязывает. Когда же оказалось, что нет, уже было поздно, уже линия сроста и не проглядывалась даже. Мне по ночам снились огромные чашки с капучино, и он, в экскаваторе, ковшем зачерпывает пенку. Просыпалась в нерном желании курить.

Может быть, он когда-нибудь убьет меня за то, что я не люблю рыбалку, что мне становится смешно от одного вида резиновых сапог и очень хочется всегда перевернуть садок с пойманной рыбой. Может быть, да. Но до этого он научится правильно пить капучино.

***

Я зачем сюда вообще пришел, толком уже и не помню, вот сижу, третью кружку пива в себя и не помню. Вроде как встречаюсь с кем-то. Вроде как мы о делах должны были говорить. А вот третья кружка, а никого все нет. Может я и договорился не тут совсем. Сейчас сложно вспомнить, жизнь меня вообще сумбурит в последнее время, просыпаюсь рядом с бабой, кто такая - вспомнить не могу. Улыбаюсь ей потом, на тачку сажаю. Кто, что, зачем. Работа вот еще. О чем же я сегодня говорить должен был? И где тот? И кто вообще. Быстро меня в последнее время развозит. И бабы забываются. Вот кроме последней разве что. Она была рыжая и редкостная стерва, такое не забудешь. Я еще подумал вечером, что проблем не оберешься, если вдруг чего с такой. Ну и да, не обрался. С утра с меня потребовали кофе, потом вообще прогнали, сославшись на мифического мужа, которого и в природе-то нет. Я узнавал. Потом уже. Когда все мозги себе продумал. И после третьей кружки, как обычно, мысль в голову "Влюбился что ли?" После четвертой мысль пропадает. А сегодня я что-то денег мало захватил, кажется, придется таки влюбиться. Девушка, будьте, что ли, добры счет. И где там у меня ее телефон записан?

***

Ну вот, опять. И что мне, спрашивается, дома не сидится. Опять влазить в это поганое мини, на эти идиотские каблуки. И ведь влезу же. Одно хорошо, к парикмахеру таки сходила, хоть на голове ничего не надо накручивать. А ноги еще ничего себе, мужики смотрят. Впрочем, мужики на любые ноги смотрят, если им, ногам, меньше 50. Ну да ладно, это я не о том. Надо бы сосредоточиться и все-таки хотя бы сегодня затащить его в койку. Уж больно нравится он мне. Я понимаю, я старше его на пять лет, да еще жена. А вот пусть будет такое последнее мое желание. Я же знаю, еще месяц и все: синие жигули, мост, мокрый асфальт. Тут к гадалке не ходи, чего там, поздно уже к гадалке. Так что, если мы с ним все-таки трахнемся, ничего страшного не случится. Так что, опять мини, опять каблуки, улыбку на лицо и вперед. Ведь всего месяц остался.

***

Ну и что я ей могу сказать? Что сказать-то? Что скучно? Так оно всем скучно. Но живут же как-то, детей делают. Вот она через 5 минут придет, а мне говорить. Скорбную рожу корчить. Она у меня, правда, итак скорбная, дальше некуда. И вообще, год это много. В наш век передовых технологий. А я лучше завтра Машке позвоню. Да, Машка - это хорошо. Попьем с ней кофе, потрепемся, потом, может переспим, может нет. Оно с ней всегда так. Что радует. Не скучно. А пока надо читать газету, кроить скорубную морду. Или вот еще, можно с народом в Рози завалиться, Там Гинесс, девушки, опять же, всякие. Вот, всякие - ключевое слово. Хотя потом... нет, не будем про потом. О, а время-то, она, похоже, и не придет уже. Она уже похоже все сама поняла. Можно расслабиться и покурить. Блин, год с сигаретами по углам ныкаться. Вот, теперь хорошо, совсем хорошо. Первая затяжка свободного человека.

***

Ну вот и все, собственно. И дождь. Самолет три часа как улетел. Как же все невовремя. Застряла тут. И еще эти двое смотрят, смеются тихо и смотрят. Да у меня на лице все написано наверное. Не такая я гордая и несгибаемая. Надо по счету заплатить. Надо заплатить, тогда дождь точно кончится. И можно будет пойти. Домой. Пересмотреть, перечитать, перевспоминать. Самолет. Черт побери, я уже сто лет не ругалась и не плакала. Ну плачет за меня сегодня дождь, допустим. А ругаться самой придется. не люблю, когда так внезапно. Еще утром был, головой светлой подушку проминал, а потом взял и улетел. За что? За что улетел-то, любимый. Очень хотелось спросить. Но не стала. Гордая я. Головой на прощание мотнула, поцеловать не дала. И пошла домой. А тут дождь. И занесло сюда. И был в моей жизни недолго, и надоел уже, и сама хотела уйти. А он опередил. Так что мне теперь дождь, а ему самолет. И вернуться не попросишь, незачем. Как будто штукатурка осыпалась, так себя чувствую. Как Шумахер, у которого колесо пробило за круг до финиша. Черт, все его Формула. Слишком во мне от него много осталось, вот в чем дело. Выкинуть к черту телевизор, не смотреть Формулу, не читать Фаулза, не курить Собрание. Дождь, в дождь самолеты падают, случается...

***

Черт, и угораздило же меня устроиться на работу в такую задницу. Бутово, чтоб ему. Дальше уже просто ничего, глухая деревня. И полтора часа до дома. Ладно, по крайней мере платят неплохо. За вредность, видимо. Хотя, что это я, программист-то я хороший. Хороший программист. Надо будет себе все-таки со следующей зарплаты купить палм, эту-то всю пришлось маме отдать. Иначе бы она мне все мозги протрахала. А мне с ней еще жить. Или квартиру снять? Хотя нет, она без меня не сможет, даже если я ей деньгами помогать буду. Кому же она будет каждый вечер сюжеты мыльных опер рассказывать. О, какая девочка, я бы ее трахнул. Хотя таких я побаиваюсь, слишком яркие и шумные. Мне видимо жениться что ли пора. Хотя опять же, как мама это воспримет. Воспримет она, скорее всего, отрицательно.

А какая девочка вчера была, в стриптиз-клубе, танцовщица, вот ее бы я точно трахнул. И не только я. Нет, мне такое не светит. Мне надо какую-нибудь такую, тихую-спокойную. Только где ж найдешь, попробовать что ли на работе от консоли оторваться. Там вроде есть ничего экземпляры. Вот только сначала палм себе куплю, чтобы ездить скучно не было.

***

Доктор сказал, что буду жить. Доктор сказал, что если метастазы не, то буду жить обязательно. Буду снова картинки на стены булавками прикреплять, картинки не бабочки, они для того и нужны. Доктор сказал, что может быть, это просто заражение крови, что такое сейчас лечат, что вот он даже попробует. Можно просто сделать переливание. У них как раз сегодня новые поступления в банк крови, у них как раз сегодня поступила кровь одного буддийского монаха. И если я хочу, то он мне по блату, из-за хорошего отношения. И тогда все пройдет, все пройдет незамедлительно. А старую кровь можно будет в баночку, чуть-чуть совсем и на память. Остатки выльют так, чтобы никто никогда не нашел, не дотронулся, не заразился. Доктор сказал, что бывает гораздо хуже, надо только посмотреть, допустим, налево. Или, если там не убедит, то направо. Рядом же полно таких же, и даже хуже еще больных. Так что живи пока, радуйся, мы тебе,допустим, на завтра переливание назначим. И если метастазы не, то наверняка будешь жить.

Доктор прав нещадно. Разумеется, буду жить. И с метастазами, и без переливания. Буду обязательно, дорогой доктор. Вы же все сделали, чтобы. Вот только куда мне теперь без ежедневных консультаций, скажите. Куда мне без успокаивающего голоса и без обещаний, что все будет хорошо. Так что я, с вашего позволения, еще немного поболею. Немного совсем, чтобы вы ко мне каждое утречко в палату заходили и рассказывали. Про монахов и про то, как оно там теперь, снаружи. Оно ведь там снаружи хорошо, я знаю, вы мне говорили. У нас там снаружи весна наступила, и я ее даже увижу, правда ведь? Я увижу, обязательно, я только еще месяц, всего месяц тут полежу, вас послушаю. А потом весна, одуванчики, куртка- ветровка, пиво.

А вы ведь, доктор, все уже давно поняли, наверное. Наверное, потому и предлагаете, но не очень навязчиво. Может быть, вам тоже нравится каждое утро ко мне в палату заходить. А может, мне только кажется, может, это метастазы те самые.

***

Если пройти это угловое здание, если пройти мимо и повернуть, то можно будет увидеть маленькое кафе. Можно увидеть, а можно и нет, это зависит от того, куда и зачем идешь. Я вот его вижу, каждый день, когда на работу, а когда с работы, не всегда, то устану, то забуду. Хотя мне бы надо, мне бы просто обязательно надо его видеть. Как можно чаще. Чтобы не забывать, наверное.

Плюну в морду тому, кто назовет мою жизнь плохой, кто назовет ее неудачной и банальной. Плюну, обязательно. Поэтому время от времени приходится плевать в морду себе. Потому что жизнь у меня банальная. За исключением этого самого кафе, и этого самого углового дома. В кафе подают зеленый чай, всяких разных сортов, можно каждый раз новый пробовать, а можно не пробовать, потягивать отвертку и курить, пуская дым в глаза нарисованной кошке. Там, над моим любимым столиком висит картина, с кошкой, кошка смешная, синяя. А из окна дом видно. Можно сидеть себе тихонько, ждать и вспоминать. Когда меня спрашивают, что же такое вспоминать-то, это если я рассказываю кому про дом, то я замолкаю, молчу потом долго, пока человек не уйдет, пока не поймет, какой глупый он был, и не уйдет. Потому что какой дурак будет все словами рассказывать, какой дурак будет вот так вот тут сидеть, чтобы словами рассказывать. Нет, я тут совершенно не за тем сижу. Да и не сижу уже в общем-то. Раньше - да. Теперь как-то все, работа, дела, семья...странно, мне даже не удалось заметить, как у меня семья появилась. А теперь таскаю домой продукты пакетами, рядом супермаркет построили, проще стало. Таскаю, чего-то там готовлю, кого-то там кормлю. Кого...сложно вспомнить, в те моменты, пока я тут сижу, а я раз в неделю стараюсь, даже если впереди продукты и семья, я все равно захожу, посидеть, посмотреть. Если только спиртным пахнуть будет - это не очень хорошо. Тогда кто-нибудь дома начнет ругаться. И ведь что странно, когда спиртным - замечают, а что меня толком нет - никто совершенно не заметил. Оно и конечно, с одной стороны, когда есть продукты, когда кто-то кормит, чего им замечать. Они свою какую-то жизнь живут, давно уже. Только это все почему-то по-прежнему зовется семьей. И работа зовется работой, хотя мне уже и не вспомнить, что я там делаю. У меня что ли амнезия? Или я с ума схожу. Или так в жизни все просто задумано. Чтобы когда здесь, то ничего про там не помнить. А там... что там, я вспомню, только когда кафе закроется, в 23 00 по Москве. Когда я выйду и почавкаю к метро, тут недалеко, мимо углового дома, и минут пять пешочком, меньше одной сигареты, если задуматься. Хотя тут я, кажется, не курю. Потому что если, то семья опять же.

Страшно то, насколько хорошо я помню, что было тут, в этом доме. Страшно, потому что не повторится, а значит, помнить мне об этом всю оставшуюся жизнь через все семьи, которые у меня еще будут, будут видимо еще. И через все работы, хотя с этой не уйдешь, ведь иначе по дороге туда и по дороге обратно уже не увидишь. Кошка на картинке мне иногда говорит, что все еще может быть, если встать да и войти в этот дом, так вот, просто прямо сейчас. Но я не верю, во-первых, там за дверями кафе, совсем уже все другое, а во-вторых, я же не затем тут сижу.

***

Я? Да нет, не расстраиваюсь. Уже. Чего теперь-то. Понимаешь, как все получилось, его ведь уже давно рядом не было. Да нет, какая любовница, вот вы странные какие-то, при чем тут любовницы. Тут все по-другому совсем. Мы ведь давно вместе, мы же еще черти когда поженились. Неравный брак? Вот бред, нет, все всем подходили, никаких мезальянсов или как там это называется. Мы же любили друг друга, мы же все время жили душа в душу, даже не ссорились. Почти не ссорились, никогда. Даже в последнее время. Просто что-то такое случилось когда-то. И его не стало рядом. Вот когда он, допустим, на работе был, тогда я знала, что он есть. Потому что не видела, наверное. А когда домой возвращался, я тогда переставала знать. Нет, они и цветы таскал по-прежнему и целовал нежно, а потом сядет за стол, и я понимаю, нет его, просто не чувствую человека рядом, так, сидит зверушка, что-то ест, что-то про работу рассказывает, а глаза пустые, как ведро. Просто ведро. Я и расспрашивать пыталась, да, тоже сначала думала, что любовница, говорила, ты давай, мол, начистоту, ты же знаешь, я тебя люблю, я прощу, а захочешь, так уйдешь, мне что, я держать не буду, чай баба самостоятельная, не пропаду. Нет, клялся всем, говорил никого нету. А я поверила, и правильно, я ведь за эти годы его изучила, я всякое от него вранье за километр почую, я же жена, все-таки. Тут что-то другое совсем, что-то, что мне не понять. Я старалась, сидела, смотрела в его эти ведра, глаза то есть, а там какие-то дали дальние-предальние. Я о таких и не знала и не думала никогда. И вот так весь последний год. И ведь никто бы не сказал, что плохо жили, в гости выезжали, у себя гостей принимали, он еще даже иногда за гитару хватался, пел что-нибудь, а потом пойдет на кухню курить, и застрянет там, я перед гостями извинюсь, пойду за ним, сидит, смотрит в стену, окликну по имени, так вроде возвращается, идет к гостям, шутит. Но я-то все равно чувствую, что его нет. Так и чувствовала, уже и плакала и по ночам его обнимала, может, по ночам, он все-таки ближе, и секс и в отпуске были в Крыму. А потом он пропал, я сразу почувствовала, что пропал, еще днем, когда на работу ему позвонила, хотела, чтобы он по дороге домой вина купило, вина захотелось, а мне сказали - его нет. Тут я все и поняла. Знаешь, села на кухне на табуретку и поняла. Нет, плакать не стала. И в милицию заявлять не стала. Зачем, я же знаю, он сам по себе пропал, никто тут не при чем. И ему, наверное, совсем не хочется, чтобы его искали. Ему точно этого не хочется. А тут я со своей милицией, глупости какие. Я же год уже без него жила, я привыкла, он ведь, может, меня готовил так. Только вот что страшно: я когда ужинать теперь сажусь, иногда чувствую, у меня тоже ведра вместо глаз. Так что, если я вдруг денусь куда однажды, вы в милицию не заявляйте. Ладно, ладно, больше пить не буду, уговорила.

***

Я ее люблю, я ее люблю, люблю. Могу повторять это до полной потери голоса. Сидеть и повторять. А она будет сидеть и читать свои книги, гладить кошку, пить ананасовый сок. Она иногда так на меня смотрит, как будто не понимает, что я делаю здесь, в своей, между прочим, квартире. У нее любое место, в котором она оказывается, становится личным, только для одной. Только для себя. Проклятая эгоистка.

И почему я не ушел тогда, с утра. Ведь всегда же с бабами все было одинаково. Оделся, ушел, записку оставил или не оставил. Или дождался, пока дверь закроют, и все равно ушел. Потому что незачем. А тут остался, от волос рыжих отплевывался, потому что волос много, а она мне голову на грудь положила и вся эта копна мне в морду. А я лежал, отплевывался тихо, боялся разбудить, не уходил. Она потом проснулась, пошла кофе варить, сок ананасовый из стеклянных бутылок. Смотрела на меня, просто смотрела. Я ее за руку держал, она смотрела, я телефон попросил, она дала, я сидел, пытался какие-то байки травить, пытался, чтобы все веселее. А она не грустила, она такая просто. Это я уже потом понял. И где я ее в тот вечер нашел, не помню, просто хотелось поебаться. А тут и из этого такое.

Потом звонил ей вечерами, говорил говорил, она иногда смеялась, отвечала иногда что-то невпопад, но я уже не мог остановиться, не мог бросить трубку, не мог бросить ее, хотя она меня не просила, а я все равно, приезжал к ней с полными пакетами жратвы всякой вкусной, потому что у нее кроме ананасового сока и кофе ничего совершенно. А потом она сказала, что меня любит, просто сказала, не готовясь, смотрела себе в окно, как она обычно смотрит, по вечерам, и сказала. Я сказал, что она должна переехать ко мне, немедленно, просто завтра же. Согласилась, молча, как обычно.

И вот уже третий год, и все по-прежнему, я таскаю продукты пакетами, и чувствую, что я здесь чужой. Что это уже ее дом и ее кошка, и кружки керамические, которые я ей на все праздники дарил, тоже ее. Я с друзьями по кабакам встречаюсь, потому что не хочу ей мешать. Я по утрам лишнее движение сделать боюсь, чтобы не разбудить, я пляшу вокруг нее на цыпочках с огромным подносом своей любви, которая из тонкого хрусталя и вот вот упадет поднос и будет тогда звону, а она и не заметит наверное. Уставится в свою очередную книгу, и будет гладить меня по голове, как будто бы я кошка. А потом подойдет к окну, посмотрит туда, скажет опять что любит, и я снова буду счастлив. И по-другому я уже почему-то не могу совсем.

***

Никто не знал, что так получится. Мы просто вышли погулять по Невскому, в феврале это было, мы мазохисты, да, мы вышли погулять в феврале, по Питеру, каждый со своей собственной бедой. И весь день мы шли навстречу друг другу. Но мы не встретились, нет, мы просто случились друг у друга. И следующие две недели больше не было ничего, кроме этой встречи. И из двух недель я мало что помню, только помню, все пыталась расстегнуть его ремень, какой-то совсем дурацкой конструкции, а он смеялся и пытался помочь. А потом меня тошнило почему-то, пятнадцать минут, всухую, видимо, чувствами, видимо, слишком много их было, видимо, передоз. А он хотел пойти в аптеку, в магазин за минералкой, но я не пустила, сказала, пусть он лучше здесь, пусть он лучше пока что никуда. И я все эти две недели хотела врасти в него корнями, ветвями, лианами, обвить не отпускать не отдавать никому и чтобы никогда уже. И он прикуривал две сигареты всегда, только две, для себя и для меня. И мы, за руки держась, в магазин ходили, чтобы не потеряться и не поскользнуться, потому что февраль и Питер и дворников нету, их здесь совсем нету. Все это время мне казалось, что над нами туча висит, большая черная и вот-вот прольется чем-нибудь, дождем кислотным или дождем грибным, непонятно. Мы ведь ничего друга про друга не спрашивали, мы ничего друг про друга так и не узнали за это время. Мы не хотели. Нам было достаточно одного на двоих одеяла и сигарет и темноты за окном. Это все нам говорило больше, больше чем могли бы сказать мы. Больше, чем все придуманные оправдания, которые мы могли бы друг другу подарить на прощание. Потому что прощание тоже висело. И тоже должно было пролиться. Но не пролилось почему-то.

Мы друг у друга случились, и теперь это была наша беда, большая и одна на двоих. Потому что мне 28 и ему 28. Потому что мы, видимо, уже очень давно шли навстречу друг другу, каждый со своей бедой, и потому что мы будем теперь всегда вместе и умрем в один день. И потому что мне кажется, мне все время кажется, что этот день случится очень скоро.

***

Одного не понимаю – зачем все эти игры в кошки-мышки? Зачем все эти молчания в трубку, прошу заметить, мобильного телефона? Я ведь объяснил все с самого начала, точнее, не объяснил, это было бы бесполезно. Мы просто все обговорили. Пока нам хорошо, мы вместе, а когда не хорошо, уже не вместе. И никаких обязательств. То есть… Вот ведь как бывает, когда говоришь штампованными фразами. Вечно недопоймешь чего-нибудь, потому что даже за штампами для каждого свое. И лучше проговаривать. Вот мы и проговорили. Что все всегда только если оба хотят: встречаться, спать, ходить куда-нибудь. А у меня есть жена, об этом мы тоже говорили. Да и что, собственно, говорить, если она со своим Вовой уже шестой год живет и никуда от него уходить не собирается. Зато я мог встречать ее с работы и ходить с ней по киношкам. И долго разговаривать за чашками кофе. Мы сразу договорили, что попытаемся стать друзьями, чтобы потом, когда страсти уже не будет, можно было при встрече глаз не отводить, а просто улыбаться. Мы так много и долго обговаривали, наверное, что времени насладиться этими идеальными отношениями уже не осталось. Через два месяца все закончилось как-то очень сразу и быстро. Как и было договорено, совершенно взаимно. Мы просто перестали встречаться.

Так зачем теперь все эти игры в кошки-мышки? Зачем я звоню ей и молчу в трубку, прошу заметить, мобильного телефона. И зачем она молчит мне в ответ?

©Н.Крайнер, 2004

---

3447943
xxx:
слушай, у меня мои возможности в кои то веки совпали с желаниями
xxx:
у меня ощущение, что я щас сдохну и мне как раз этого сейчас и хочется

---

Порномагнат создаст всемирную сеть бесплатных секс-отелей

Порномагнат из Швеции Берт Мильтон-младший намерен создать международную сеть пятизвездочных отелей, в которых можно будет отдыхать абсолютно бесплатно. Взамен от постояльцев требуется заниматься сексом в номерах гостиницы и позволить снимать свои любовные игры на видеокамеру. Отснятые таким образом материалы будут выкладываться затем в Интернет, сообщает New York Post.

“Предполагаемые доходы от этого бизнеса просто впечатляют", - заявляет изданию Б.Мильтон. Бизнесмен подсчитал, что один отель будет приносить ежегодный доход в сумме около 44 миллионов долларов - и это только за счет интернет-подписчиков.

"Самое главное - довести задуманное до конца, - считает Б.Мильтон. - Ведь над Стивом Джобсом и Биллом Гейтсом тоже смеялись, когда только они начинали реализовывать свои идеи".

Глава Private Medai Group – шведской киностудии по производству порнофильмов – заявляет, что его компания готова взять на себя часть расходов по осуществлению этого плана. Б.Мильтон предлагает создать первые "порно-отели" в испанском городе Барселона, где в настоящее время проживает и сам предприниматель.

Читать полностью: top.rbc.ru/wildworld/10/11/2010/496555.shtml

---

xxx:
я выспалась зато

yyy:
Вот в детстве все дразнились игрушками, а теперь дразнятся сном